Только представьте, более шестидесяти разных историй и почти по каждой из них можно смело написать, как минимум эссе, а то и целую повесть. Огромные коллекции минералов, где всегда найдется пара уникальных экспонатов, за которыми развернулась бы настоящая охота среди лучших минералогических музеев мира, знай они, что где-то, в глухой уральской деревне, на пыльной полке лежат такие вот сокровища. Кстати, о пыли. Как сказал один коллекционер и, по совместительству, владелец ювелирной мастерской (а может и наоборот в плане расстановки приоритетов совместительства: с одной стороны бизнес есть и он кормит уже добрых 30 лет, а с другой, у него так горят глаза, когда он рассказывает о крупных морионах и элегантных щеточках аметистов и кварцев, что понимаешь – любовь к камням именно та священная корова, на которой строится и бизнес-энтузиазм этого человека)… Так вот, как сказал этот любитель камня: «Я не протираю полки с самоцветами не потому, что мне лень. Пыль – это лучшая сигнализация. Если есть на полке чистое место, значит кто-то сп…..л камень». Вот такая хитническая лирика, за которой гонялись писатели Мамин-Сибиряк и Бажов, написавшие тома о людях и любивших камень, и часто отдававшие сто лет назад полные ведра и набитые доверху шапки с самоцветами практически за бесценок, «потому что жажда замучила».

Но жажда камня, к счастью, сильнее и поэтому все еще можно разыскать этих людей, чаще всего не на удобном диване, а в лесу, на заброшенной копи, которой так много лет, что и забылось, кто же назвал ее Штофницей или Сарафанницей. И в этой, с точки зрения обывателя яме, с полусгнившими остатками прежних крепежей, хитник, старатель, горщик, копач (многообразие терминов просто поражает) и в 60, и в 70, и в 80 и даже на девятом десятке лет, метр за метром уходят в глубь уральских недр, попутно бормоча то самопальную молитву Хозяйке медной горы, то легкий матерок из нескольких слов  категории 18+, чтобы явить миру ценную находку. И когда присутствуешь при этом открытии, то понимаешь, зачем приехал сюда кормить комаров и клещей, зачем помогал перетаскивать килограммы земли с места на место – все ради камня, который горщик с почти негнущимися от артрита ногами, подарит тебе как первую находку. Да еще и стихом приправит или историей (да, не только матерками сопровождается поиск камня), как это делает Ильдар Иванович Артемьев – человек, ищущий минералы уже семь десятков лет… И слушать его истории можно просто бесконечно. Или прочитать их в написанных им множестве книг.

Новые люди, которые могут неожиданно стать друзьями, новые места, неведомые еще вчера, хотя оказалось, до них по меркам России рукой подать – всего-то 200–300 км, новые открытия красоты, когда сегодня не понимаешь, как жил без этого знания еще вчера....

Хитники, работники минералогических музеев, профессиональные геологи, ученые, коллекционеры, ювелиры, продавцы, владельцы мастерских, экскурсоводы … Все они играют в современной истории Самоцветной полосой Урала разные роли. Но никто из них не занимается своим делом «корысти ради». Они любят свое дело, любят Урал и любят рассказывать, передавая через диковинные истории, иногда на первый взгляд фантастические, свой опыт, который мы должны сохранить.

И. Рамазанов

Охота за демонами

…Поехали в уральское село с говорящим названием Кладовка, на улице жара +33. Как обычно, созвонились заранее с информантами, договорились встретиться у магазина, единственного в этом населенном пункте. Ребята, которые согласились с нами побеседовать называли себя старателями, им от 40 до 50, увлеченные настолько, что двухчасовое интервью пролетело совершенно незаметно.

Рядом с Кладовкой месторождение демантоидов (истинно уральский самоцвет), на котором каждый из жителей хоть раз пробовал попытать свою удачу. На первых отвалах — «дедовских филях», выросли уже огромные лиственницы. Само месторождение разрабатывает компания «Маяк», а хита работает рядом, «друг друга не трогают». Когда рассказывают о поиске, употребляют глагол «трудимся», «стараемся»; вообще нам повезло, ребята так и сыпали специфической лексикой, вот, например, демантоиды чаще называли ласково «дёмики», но иногда проскальзывало суровое — «демоны». Поиск камней для них — образ жизни, «не ради наживы», они живут, в обычных деревенских домах (мне удалось побывать в гостях у одного из них). Сезон поиска здесь идет круглый год, зимой даже лучше, потому что безопаснее.

Первый раз М. пошел трудиться зимой: «на лыжах приперли, там эти закопухи, снег откидали, закопались, мужики показали, как сетками шмурыгать. Бах и выскакивает действительно искриночка какая-то, ну осколик. Вот целый день продолбались — два или три оскольчика. А я ни бутылек не взял, ничего, в соплю из-под сигарет завернул и иду обратно, достаю — не потерял? Азартно. И вот так вот постепенно я просто не то, что втянулся, тут просто есть азарт, интерес… А если еще выскакивает какая-нибудь зеленая таблетка, это все — подсел на каменную иглу, провалился с тапками. Таблетка — это зеленый камень, ты сетку берешь — и там бах у тебя зеленец лежит, это все, встряска, адреналин. Порой даже на нож его подцепить не можешь, потряхивать начинает, что все, ты это поймал, налопатил бог знает сколько, а тут выскочил. Сама эта эйфория, ты ее подхватил и все, ты подсел на эту каменную иглу, ты провалился с тапочками. Вот так затянуло».

Для местных старателей демантоиды — самые красивые, ни у одного другого камня «игры такой нету, даже алмазы отдыхают». Но добыть такой камень непросто, можно неделями «сидеть на шурфе и ничего не поднять». Есть примета, если «с первого ведра выскочит какой-нибудь скол – все, день потерян. …, это проверено уже на всех. И вот даже моешь первое ведро: «Ну только не высочи!». И, понимаешь, если выскочит, можно смело встать и уходить, но все равно, ты целый день продолбишься, … не поймаешь». Как говорят информанты, «приметы у всех в голове», кто-то шапку на левую сторону переворачивает или одежду, а есть один Б., «он когда подходит к шурфу, говорит: «Без ковша пришел», ну и я уж так тоже в тон ему: «Без ковша пришел». Ну че, приходили «без ковша» так мы три месяца на одном шурфе простояли, много подняли».

Увлеченные старатели согласились показать месторождение, но «Духов день», а значит землю трогать нельзя, а так любой может приехать попытать счастье — вся информация есть в интернете, «сейчас мир великих возможностей».

Е. Данилова.

Аметисты в лужах

…мы поехали в Нейво-Шайтанский, где уже находились Л. и И. Нейво-Шайтанский — старинный заводской поселок в две тысячи человек. Как и многие другие уральские заводы, Нейво-Шайтанский железоделательный был основан в XVIII веке, но не пережил постсоветского периода. За это время в окрестностях была открыта масса других вещей, в т.ч. аметисты, добывавшиеся в месте, называющемся Ватиха. Подъезжая к поселку, я обратил внимание на изменившийся лесной покров (появился невысокий, наросший за последние десятилетия сосняк) и запустил свою любимую телегу про то, как необходим в экспедиции настоящий ландшафтовед, способный аргументированно объяснить, что же такое мы перед собой в данный момент видим. И., имеющий географическое образование, сказал, что ничего особенно удивительного, вторичный лес, но мне этого маловато было. А., удивительный уроженец поселка, которого мы повстречали часом позже, геолог местного гранитного карьера, как раз и оказался таким человеком. Главная ландшафтная достопримечательность Нейво-Шайтанского — головокружительные тру-уральские гранитные обрывы над Нейвой, под которыми плескались местные жители, день был жаркий. «Породы, на которых вы стоите, были созданы 260 миллионов лет назад», — начал наш новый знакомый. «Вооот, сказал я коллегам, вот, какой человек нужен в экспедиции». Дальше все продолжалось в том же духе. Когда мы зашли на огород к одному местному знатоку камня — навес в конце огорода был уставлен стеллажами с коллекцией — А. объяснил, что виденные нами изменения в ландшафте связаны с изменениями в подстилающих горных породах, соотношением гранитов и пегматитов (не спрашивайте). В общем, оттуда и аметисты, возникающие как минеральная пена на границах каких-то (еще) неподвластных моему пониманию магматических процессов.

Аметисты очень красивые. В Нейво-Шайтанском, беседуя с А. и его товарищем, хитником, то есть человеком, разыскивающим, не столько ради денег, сколько из особой страсти, минералы на местах былого промышленного освоения, мы услышали историю о том, с чего такая страсть обычно начинается. Дело в специфическом зазоре между промышленным (то есть массированным, машинированным, ориентированным на гарантированный оборот капитала и, в идеале, прибыль) и старательским (то есть ручным, человеческого масштаба, с не гарантированным результатом, зависящим от фарта, удачи) видами разработки горных ресурсов. Тем, кто разрабатывает промышленную породу, например, щебень, некогда выбирать из породы аметисты. Поскольку эта работа не оплачивалась, в позднесоветские времена, когда наши информанты играли на улицах поселка в детские игры, привезенный с карьера щебень часто содержал в себе толику аметистов, которыми дети просто набивали карманы. «С этого и началась дорога к камню», сказал А., когда мы стояли перед брутальным позднесоветским зданием местной администрации, переводя дух после посещения местного геологического музейчика. Два дня спустя нам рассказал точно такую же историю М., живущий в Екатеринбурге бизнесмен, выросший в Березовском, на другом, южном, конце Самоцветной полосы. А. объяснял, что все это в принципе имеет место быть и сейчас, в уже гораздо более прагматичные времена — местные ездят на местные дороги за аметистами, как по грибы. Стоит только пройти хорошему летнему дождику, свежий щебень, привезенный с отвалов местных предприятий, платит свою дань, надо только знать места — вымытые из породы аметисты блестят на солнышке. Н., рулившая автомобилем, тоже вспомнила подобную историю из детства. Как сибиряк, я, в общем, даже не задумывался никогда, как они выглядят, эти аметисты, но тут вдруг ТОЖЕ вспомнил. Когда-то давно мой отец, управлявший товарным поездом со щебенкой где-то между Ощепково и Тюменью, углядел в во вверенном ему составе сиявший пурпуром булыжник и привез его детям. Как я понимаю теперь, после небольшой лекции, которую мне прочел А. перед стоявшим в огороде стеллажом с камнями, это была друза с нехилыми включениями аметиста. Эта штука долго у нас валялась, все мои школьные годы она была дома, на Ямской, помню ее в деталях, также как старинный бронзовый подсвечник, который мама нашла в конце шестидесятых на берегах речки Кармачок, и убитую кем-то случайно в лесу гадюку, которую мы заспиртовали во флаконе одеколона. Все это действительно нечто большее, нежели прагматическая экономическая деятельность, под слоем здешней почвы хранится множество чудес, способных легко связывать родной ландшафт с детским аффектом, каменная сила, по выражению Бажова. «Она, известно, кого краешком зацепит, того не выпустит...». Охотно верю.

Ф. Корандей

Ленин Недроуказатель

Вдоль реки Адуй, самого большого притока реки Реж, находится одна из провинций Самоцветной полосы Урала. Места глухие и сегодня. Павел Бажов посвятил им свой сказ «Орлиное перо». Старый горщик Кондрат Маркелыч долго не мог найти жилу и решил воспользоваться древней приметой, запустив вслепую стрелу. Запустил впотьмах, да чуть не попал во Владимира Ильича, который шел вдоль ночного Адуя (почему бы и нет!?). Сумеречный вождь с помощью волшебного камня-недроуказателя разрешил проблему горщика, которому не хватало орлиного оперения на стреле.

Маркелыч не признал вождя, лишь внучок объяснил деду, кто был их гостем, потому что имел ночное прозрение. Маркелым заключил: «Не зря люди сказывают – ходит он по нашим местам. Уму-разуму учит. Чтобы не больно гордились своими крылышками, а к высокому свету тянулись. К орлиному, значит, перу».

В честь этого случая в Реже установили бюст Ленина, который сегодня можно увидеть в городском парке.

И. Абрамов